Каждый раз, когда я работаю в городском архиве, хочется воскликнуть: «Да здравствует бюрократия!»
Не удивляйтесь. Я, как и большинство из вас, не люблю бумажной волокиты, ненавижу обивать пороги чиновничьих кабинетов, собирать всевозможные справки и документы, писать заявления и протоколы, но!.. Не будь всего этого бесчисленного множества бумажек, записочек, заявлений, мы бы многого (читай: почти ничего) не узнали о жизни в прошлом.
Статус — «особая».
На днях, после встречи с Зинаидой Ивановной Никулиной, рассказавшей о своих «визитах» к попавшей в заключение матери («МР» № 21 от 21.03.2019 г., «Не Лесной. Но так же страшно»), завернула я в городской архив, попросила уголовные дела военных лет, открыла первое попавшееся под руку…
И наткнулась прямо на то самое дело Евдокии Макаренко, матери Зинаиды Ивановны! Такое вот невероятное совпадение… Ничего принципиально нового для себя не почерпнула, кроме одного: срок Макаренко отбывала в Златоустовской тюрьме № 2.
Еще в 1938 году, в самый разгар массовых сталинских репрессий НКВД присвоило Златоустовской тюрьме статус «особой». В тот же статус были переведены также печально известные Лефортово, Бутырка, Владимирский централ.
В «особых» тюрьмах планировалось содержать наиболее опасных заключенных, причем как уголовников, так и политических.
Советские «крытки».
До этого момента в СССР всех осужденных отправляли «тянуть срок» в исправительнотрудовые лагеря (ИТЛ). Они располагались в отдаленных местностях страны, но все же там арестанты постоянно находились на свежем воздухе. Теперь некоторые из них обречены были провести долгие годы в замкнутом «каменном мешке».
Так в СССР впервые появились «крытки» — тюрьмы, предназначенные для лиц, уже осужденных судом и получивших свой срок.
Уральская тюрьма оказалась в этом зловещем списке не случайно. Златоуст находился в самой глубине страны, далеко от основных культурных и промышленных центров, что облегчало профилактику побегов. С другой стороны, там имелась железная дорога, что облегчало доставку заключенных. Поэтому в Златоуст активно отправляли зеков самого разного ранга, в том числе артистов, академиков, ученых, военных.
По воспоминаниям очевидцев, условия содержания заключенных в Златоустовской тюрьме были очень суровыми и, пожалуй, самыми тяжелыми из всех советских «крыток».
В «крытке» отбывал срок академикфизиолог Василий Парин, драматург и писатель из Киева Александр Клейн.
Но вот Фанни Каплан, о которой рассказывала дочери арестованная Макаренко, там точно не сидела —
хотя бы потому, что к этому времени она была уже давнымдавно
(3 сентября 1918 года) казнена.
Кражи, грабежи, убийства.
Отложив в сторону дело
Макаренко, не смогла побороть искушение, чтобы не взять еще одно.. Потом еще одно. И еще…
Донельзя ветхие странички то из папиросной, насквозь прозрачной бумаги, а то, наоборот, из грубой, жесткой, коричневой —
«упаковочной». Или просто обрывки тетрадных листков. Или записи на государственных бланках. Карандашом и чернилами. Мелким, убористым почерком или почерком расплющенным, напоминающим какуюто бесконечную вязь, в которой невозможно разобрать не то что слово — букву!..
С величайшей осторожностью листала я «дела давно минувших дней», а именно — 19421946 годов.
Судили земляков в основном за кражи и мошенничество, за хулиганские действия, а нередко и за убийства.
Ругался и требовал водки.
Вот несколько примеров.
• В июне 1945 года судили некоего гражданина Дмитриева, который 26, 27 и 29 мая 1944го в пьяном виде зашел в Миасский горисполком партии, где учинил хулиганские действия, выражался нецензурными словами и угрозами требовал водки.
• В феврале 1946 года был пойман с поличным некто Балабанов, на шиферном камне изготовивший клише для печатных талонов на получение хлеба, а отпечатанные таким образом талоны отоваривал в магазинах.
• С сентября по декабрь 1944 года гражданка Коновалова, работающая прачкой в парикмахерской, сдавала кровь и получала за это донорские справки на дополнительную пайку хлеба. Выкупив хлеб, она стирала свое имя в справке, вписывала в нее имя дочери и вновь получала хлеб (300 г в день). Таким способом
Коновалова сумела незаконно получить 48 кг хлеба. Дали ей два года условно с возмещением ущерба в сумме 1440 рублей.
• В декабре 1946го было возбуждено дело в отношении ассенизатора Миасского хлебозавода Рязанского: по ночам он вывозил на окраину города нечистоты, а под нечистотами прятал буханки хлеба, которые передавали ему соучастники. Позже вывезенный хлеб делили между собой. Возникает вопрос: как возчику удавалось спрятать хлеб под нечистотами?
А тут все просто — зима! Под глыбы замерзших льдиннечистот укладывали хлеб, запорошенный сеном и соломой, —
и в таком виде доставляли до места. Преступнику дали год лишения свободы и отправили в ту же самую Златоустовскую тюрьму № 2.
Все по закону.
Некоторые из предъявленных обвинений в свете сегодняшнего дня кажутся абсурдными, хотя на самомто деле суд вершился по действовавшим тогда законам.
В конце сентября 1946 года вышло постановление о возбуждении уголовного дела в отношении 16летнего Копылова В. Ф.
В августе юношу мобилизовали в школу фабричнозаводского обучения (ФЗО № 9). С 7го числа он приступил к учебе, а через три дня самовольно оставил школу и выехал на прииск Новотагилка, откуда 31 августа был вызван повесткой.
Спустя день гореученик снова без спроса ушел домой, в Новотагилку, и вернулся только 6го, за что получил строгий выговор с предупреждением.
11 сентября Копылов в третий раз покинул учебу, вернулся 17го и на следующий же день был исключен.
Прогулял?.. В колонию!
Руководство школы просило прокурора провести показательный суд над Копыловым прямо в учебном здании и предъявить ему иск за полученное обмундирование (фуфайка ватная, гимнастерка х/б, ботинки парусиновые, брюки х/б, носки, кальсоны, нижняя рубашка, полотенце, фуражка х/б, носовой платок) в 12кратном размере (две тысячи руб. 64 коп.).
На допросе Копылов уверял, будто «не знал, что самовольно из школы уходить нельзя, а ушел потому, что надо было помочь матери копать картошку». Парня осудили и сослали на шесть месяцев в колонию.
Несправедливо?
Нет, все по закону. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28.12.1940 года, учащиеся ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО за нарушение дисциплины, самовольный уход из училища (школы), а также за систематическое и грубое нарушение школьной дисциплины, повлекшее исключение из училища (школы), должны были по приговору суда подвергаться заключению в трудовые колонии сроком до одного года.
Кстати, подобных дел у суда в те годы насчитывалось много. Девчонки и парни, приехавшие в миасскую школу ФЗО из других городов, пытались бежать, но каждый раз их ловили, возвращали в Миасс и судили.
