75 лет назад была снята блокада Ленинграда
Продолжаем публикацию воспоминаний участницы «Блокадного братства» Валентины Ильиничны Ивановой. Великолепная память позволила ей в мельчайших подробностях воссоздать события страшных блокадных лет.
Ни круп, ни картофеля
«Папу несколько раз отправляли в пригородный совхоз строить овощехранилище. Часть зарплаты ему выдавали капустой. Каждый раз он приносил домой по кочану и закатывал его под кровать.
В первых числах октября папу забрали на фронт. Мы получили от него всего два письма. Больше писем не было.
До ноября я еще ходила в «очаг» (так почему-то называли детский сад). У нас не было ни круп, ни картофеля — ничего. На маму давали иждивенческую карточку, на нас с Галей — детские. Больше всего мама боялась карточки потерять и того, что их выкрадут. Это означало неминуемую смерть, ведь новые взамен не выдавали.
В сентябре на карточку полагалось по 250 гр. хлеба, с 20 ноября — по 125 гр. Только хлеб и больше ничего. А для Гали — соевое молоко в маленьких бутылочках.
До нового года мама растягивала капустные кочаны — те, что принес папа. Делила их на части и варила суп».
Не кусать, а отщипывать
«Маме приходилось часами стоять в очереди, чтобы получить хлеб по карточкам. Она сразу прятала этот маленький кусочек за пазуху, потому что были случаи, когда обезумевшие от голода люди отнимали пайки.
Хлеб давали темный, мокрый, тяжелый, с опилками и целлюлозой. Он был нашей единственной пищей.
Помню, как мама резала кусочек на три части — завтрак, обед и ужин. Кусочки были маленькие, а когда их делили, то становились совсем крошечными. Мама говорила, что хлеб нельзя откусывать, его надо отщипывать по крошке, класть в рот и не глотать, а сосать. Однажды она принесла кусочек дуранды — такую твердую плиточку из жмыха. Почти лакомство по тем временам».
Печка за папиросы
«В тот год холода начались рано, а батареи так и не включили. У нас остались папины папиросы, и мама договорилась с какимто пожилым дядечкой, чтобы он сделал нам буржуйку — маленькую печурку, труба которой выводилась в форточку. За работу отдала папиросы и попросила, чтобы он приносил дрова хотя бы по полешку — тоже в обмен на папиросы.
Ножом мама строгала лучинки и топила буржуйку. Весь ноябрь дедушка носил по полену, а потом сказал, что не может, силы кончаются. Больше он не появился. Наверное, умер. Мужчины были менее выносливы
и умирали первыми.
Когда мама топила печку, весь дым почемуто шел обратно в комнату, и она прятала нас с Галей под одеяло. Света в доме не было, комнату освещала коптилка: на блюдечко или в пузырек мама наливала немного керосина, скатывала из ваты фитилек, опускала в блюдечко и зажигала. Скоро в комнате не осталось ничего, что годилось бы для растопки. Мама потихоньку сломала все стулья и табуретки, сожгла всю бумагу».
На коленках за водой
«Воды тоже не было. Замерз водопровод. Не работала канализация. Мама ежедневно ходила с маленьким двухлитровым бидончиком за водой на Финский залив — благо, он находился рядом с домом. Там была продолблена во льду канавка, люди подползали, черпали и тихонько, на коленочках, возвращались, чтобы не упасть и не разлить. Эту воду мама кипятила, пила сама и поила нас. Пили пустую воду. Заваривать было нечего.
Даже вода была на вес золота, поэтому для умывания мама приносила снег и растапливала. Бани в первую блокадную зиму не работали, да у нас и сил не было куда-то идти. С декабря перестали ездить трамваи».
Умрем вместе
«От голода у людей притуплялись все чувства. Мы с Галей почти все время спали. Лежали одетые, под одеялами. Зиму помню смутно, только постоянное чувство голода и холода, регулярные бомбежки и артобстрелы.
Не было сил прятаться в бомбоубежище. Во время бомбежек мама ложилась с нами, укрывала с головой одеялом и говорила: «Если умрем, так вместе!» Почти весь свой хлебный паек она отдавала нам. А сама пила пустой кипяток и сосала соль. От голода и воды у нее сильно отекали ноги.
Соседка по квартире тетя Даша работала на фабрике «Красный треугольник» и приносила оттуда маленькие бутылочки с резиновым клеем. Клала его на раскаленную буржуйку и, когда он застывал, отковыривала ножом и грызла. Давала и маме».
Остались без еды
«16 марта маме дали эвакуационное удостоверение и сутки на сборы. Назавтра рано утром мы вышли из дома — мама, ее сестра тетя Эльза, я и Галя. С собой взяли только саночки и небольшой мешок с пеленками и простынями для Гали.
Несмотря на весну, холод стоял лютый. А мы были одеты в то, что есть — резиновые ботики и легкие пальтишки. У меня — фетровый капор с цветочками и атласными лентами.
Шли пешком весь день. На Финляндском вокзале маме выдали паек на три дня — хлеб и пузырьки с соевым молоком для Гали. Она положила продукты в сетку, а при посадке в поезд сетку срезали, и мы остались без еды. Нас повезли по железной дороге до берега Ладожского озера».
Под вагонами
«Помню, кто-то отломил корочку хлеба и дал мне. На станции на западном берегу Ладоги нас пересадили: тетю Эльзу в грузовик, а нас — в автобус с выбитыми стеклами. Дул сильный ветер. Я всю дорогу пыталась спрятаться в чьито мешки. Машины все время бомбили, и они уходили под лед.
А наш автобус объезжал эти полыньи.
Ехали всю ночь. На другом берегу Ладоги на станции Кобона нас накормили горячим пшенным супом и погрузили в вагонытеплушки. Во время налета поезд останавливался, и все прятались под вагонами.
Каждое утро, пока мы ехали, на остановках отодвигали засов на дверях, спрашивали, есть ли умершие, и выносили трупы. На станциях мама ходила за кипятком, а на крупных остановках нам выдавали суп».
Юбка из брезента
«Ехали мы долго, месяца два. В мае нас высадили в Сибири. Со станции повели в баню, прожарили и просушили всю одежду. После бани нас, не просохших, с мокрыми волосами, посадили на телеги и повезли в деревню, километрах в 20 от станции. Галя в дороге простудилась.
Нас отвели на постой к женщине с тремя детьми. Она сразу покормила гостей и положила на печку к своим детям. До сих пор помню ее доброту. Относилась как к родным. Кормила картошкой и молоком…
Спустя какоето время нас повезли в Сургут и сразу расселили в бараки.
Маму определили на строительство рыбоконсервного комбината, выдали юбку, сшитую из брезента, чтобы ходить на работу. Весной стали выпускать консервы».
Привычка запасать
«В первый класс я пошла осенью 1944 года. Нас посылали собирать колоски — на шею вешали мешочки, и мы туда их складывали. Сами варили чернила из сажи. Вместо портфеля мне сшили холщовую сумку.
Помню, как мама покупала круги замороженного молока, а наверху была такая нашлепка из сливок, похожая по вкусу на мороженое.
На 23 февраля маме как передовику производства выдали подарок — банку рыбных консервов и пачку чая. Я тогда впервые попробовала консервы, которые выпускались на фабрике.
Как мы радовались, когда кончилась война! Ждали, что папа приедет за нами, и не уезжали, боясь, что он нас не найдет…
После блокады у мамы осталась привычка запасать продукты, свечи и спички. Она всегда старалась
всех накормить…»
Блокада Ленинграда, 75 лет, воспоминания, Великая Отечественная Война, миасцы, голод, память
