27 января 1944 года — дата окончательного снятия блокады Ленинграда, ставшей не только эпизодом войны, но и примером мужества для всех нас.
В музее школы № 16 — целая витрина, посвященная блокаде. Руководитель его, Любовь Карпенко,
и юные краеведы собрали поистине бесценный материал — воспоминания членов «Блокадного братства», созданного в Миассе в 2000 году.
Эти удивительные люди, пережившие сверхчеловеческие лишения, сохранили в себе истинно ленинградскую интеллигентность, сердечность и доброту. Им — слово…
Валентина Гавриловна БЫЧКОВА: «Спасай детей!»
«Во время блокады отец снимал с крыш зажигалки, фугаски, разбирал завалы, спасал людей. Мама ходила копать траншеи и делать заграждения. Папа с мамой работали и поэтому получали больше хлеба, чем неработающие. Зимой 1941-42 года отапливали свою комнату в коммуналке большой железной печкой. Во дворе дома стоял дровеник, у каждой семьи там была поленница дров. Когда дрова заканчивались, то топили чем придется, в том числе — мебелью.
Воду добывали из Невы. За ней с санками ходила мама. Питались тем, что получали на карточки. Когда разбомбили Бадаевские склады, мама ходила туда, собирала землю, пропитанную жженым сахаром, мыла ее в нескольких водах. И когда вода становилась желтенькой, давала нам пить. Потом к Бадаевским складам поставили охрану и перестали пропускать, так как были случаи отравления».
В братской могиле
«До войны родители покупали овощи у одного и того же огородника. В блокаду летом он разрешал маме рвать в его огороде съедобную траву — лебеду, крапиву.
Отец был против эвакуации. Говорил: «Умирать будем вместе». Но умер первым. При очередном обстреле получил контузию, попал в госпиталь. Попросил, чтобы его привезли домой в последний раз посмотреть на детей. Дома почти ничего не кушал, только говорил маме: «Корми детей. Спасай детей».
Похороны отца — самое тяжелое воспоминание о блокаде. Племянник отца Филипп, которого взяли в действующую армию, помогал маме. Завернули тело в зеленый брезент, обвязали веревками и стали ждать машину, которая забирала покойников. Мама сильно плакала, а Филипп говорил: «Машина заберет, и мы будем знать, что он похоронен в братской могиле».
«Бегите в лес!»
«Филипп же уговорил маму эвакуироваться. «Тетечка, милая, — говорил он, — если начнутся уличные бои, вы можете погибнуть! Сама жить не будешь, так хоть детей спасешь. Я, коли буду жив, вас не брошу». Филипп хотел нас проводить, но не пришел. Мама потом узнала, что их часть пошла в наступление.
Доехали мы на поезде до Ладоги, мост через озеро был взорван. Баржи ходили по очереди, переправляли людей. Когда подошла наша очередь, баржа в этот день была последней. Мы в нее не сели, так как людей было слишком много.
Когда она дошла до середины озера, появился немецкий самолет, начал бомбить. Баржа пошла ко дну, началась паника. Военные закричали: «Бегите в лес!», а до леса километра полтора, ноги в песке тонут, нет сил бежать.
Отбежим немножко от вагонов и прямо в песок ложимся. Мама с одной стороны меня положит, с другой — брата, прижмет к себе, накроет пальтишком.
…На следующий день нас переправили с первой баржей».
Раиса Александровна ТКАЧёВА: «Почему вожатые с ружьями?»
«Мое детство прошло в Кронштадте. После 1го класса я поехала в пионерский лагерь. Там и застала нас война. Когда нас разбудили, я никак не могла понять, почему наши вожатые ходят с ружьями. Нас быстро собрали и отправили домой.
Через некоторое время вышло распоряжение об эвакуации детей из города без родителей. Меня отправили вместе с двоюродной сестрой Женей в какуюто деревню Ленинградской области. Недели через две нас разыскала Женина мама. Всех оставшихся в лагере детей увезли поездом дальше в тыл, но в пути состав попал под бомбежку…
В июле снова объявили об эвакуации оставшихся в городе детей. Наши мамы отказались нас отправлять. Вскоре была введена карточная система».
Без света и воды
«С начала войны маму и тетю перевели вольнонаемными в воинскую часть.
С сентября начались ежедневные бомбардировки и артобстрелы со стороны Ораниенбаума. Во время бомбежек были разбиты водопровод и электроподстанция. Город остался без света и воды.
Все школы переоборудовали в госпитали, поэтому занятий не было. Началась блокада. Стали снижать нормы выдачи продуктов. Воду черпали из колодцев. Зимой спасал снег. Обогревались буржуйками.
Комнату освещали маленькой коптилкой. Весной собирали молодую крапиву и варили суп. У воинской части, где работали мама и тетя, за городом было подсобное хозяйство. Там нам выделили две грядки под картошку. А еще нам помогали простые моряки».
Коробочка с клюквой
«Когда мамы приносили тарелку перловой каши или гороховый кисель, — это было праздником для нас.
В 1942 году для детей в одной из казарм оборудовали школу. Осенью начались занятия. На них мы ходили под вой снарядов и бомб. Занятия часто прерывались бомбежками и обстрелами.
И все же в школе нам устроили новогоднюю елку и подарили гостинцы. Помню большое красное яблоко, карамельки и коробочку с засахаренной клюквой».
Валентина Ильинична ИВАНОВА: «Аэростаты напоминали акул».
«Я хорошо помню 22 июня 1941 года. День был солнечный и ясный. Мы с мамой, папой и новорожденной сестренкой Галей собирались идти в парк. На стене висела черная тарелкарепродуктор. Объявили, что в 12 часов будет важное сообщение. Папа сел на диван и стал ждать, мама готовила обед. Ровно в 12:00 Молотов объявил, что началась война. Все, конечно, расстроились, но думали, что она быстро закончится.
Приметы войны ворвались в нашу жизнь уже на следующий день. Помню, как мы с мамой в июле заклеивали окна крестнакрест полосками бумаги, завешивали их одеялами. Каждый вечер старший по дому проверял со двора, не светится ли у кого хоть щелочка. В небе появились аэростаты, они напоминали мне акул».
«Воздушная тревога!..»
«Я ходила в садик, папа целыми днями работал, мама сидела с Галей. У ленинградцев не было привычки запасать продукты — их просто негде было хранить: комната маленькая, общая кухня…
До войны вообще всего покупали помалу — 200 гр. масла, четвертинку хлеба. Лучше мало, но свежее. Поэтому никаких продуктовых запасов у нас в семье не было.
С середины июля продукты уже выдавали по карточкам. Нормы по ним все уменьшались. Магазины пустели. Питались мы мало и скудно. Папа рассказывал, что в городе маскируют шпили и купола.
Ленинград стали бомбить. С сентября бомбили почти каждый вечер, часов в восемь объявляли воздушную тревогу. На всю жизнь запомнился невероятно громкий вой сирены, возвещающей о начале очередного налета, и несущийся из черного репродуктора голос, от которого становилось жутко: «Граждане, воздушная тревога!.. Воздушная тревога!..»
В некоторые дни тревога объявлялась до 10 раз. Радио не выключали, чтобы не пропустить это сообщение».
Продолжение следует..
