Общий стаж миасской парикмахерской династии — более полутора сотен лет

Часто ли мы слышим признания типа «Я потомственный учитель (слесарь, столяр, доктор и т.п.)»?.. Думаю, что нет.

Наш народ, как и подобает уральцам, скромен и молчалив, хотя, как сказал царь Соломон, скромность — путь к забвению. На мой взгляд, раз уж тебе выпала честь продолжить дело предков, то нужно рассказывать об этом с гордостью и уважением к тому занятию, которому несколько поколений родичей посвятили жизнь, — так, как это делает Маргарита Назарова.

Путь в профессию

Маргарита Назарова — потомственный парикмахер в третьем поколении. Стройная, моложавая, с идеальной стрижкой и открытой, обаятельной улыбкой, она не скрывает, что ее путь в профессию состоялся благодаря маме и бабушке.

— В 20­е годы, в связи с новой экономической политикой (нэп), в Миассе начало возрождаться частное предпринимательство, — рассказала Маргарита Михайловна. — Не осталась в стороне и моя бабушка, Анна Афанасьевна Третьякова, открывшая в 1924 году частную парикмахерскую. Сама она парикмахером не была, но умело руководила своим маленьким предприятием, в котором стригли, брили, завивали, делали прически горожанам два ее сына Николай и Павел. Павел погиб в молодом возрасте, а Николай впоследствии стал учителем.

«Под Котовского»

Чтобы представить, как работалось частникам-­парикмахерам во времена нэпа, мы отыскали очерк «Король усов и перманента». Автор Мария Александ­рова описывает трудности, с которыми пришлось столкнуться ее родителям Николаю и Марии Зуевым, открывшим собственное цирюльное дело на улице Пролетарской в те же самые «нэповские» годы.

«Родители сами отапливали помещение, наводили в нем порядок, приносили воду и нагревали ее на керосинке, стирали пеньюары, халаты, салфетки. От местных франтов в цирюльне отбоя не было. Делали мы не только прически, но и придавали форму усам. Одни желали, чтобы кончики усов завивались кверху, другие требовали загнуть их вниз. В 20­х годах мужчины, чаще всего, стриглись «под Котовского». У женщин были модными стрижки «фокстрот» и «под кружок». Многие делали и завивки. Для холодной завивки волосы смачивали отваром льняного семени, а волно­
образную укладку делали с помощью расчески и пальцев. Держалась укладка долго и выглядела эффектно».

Три поколения

Когда нэпу пришел конец, и частные лавочки прикрыли, Анна Афанасьевна устроилась кассиром в государственную парикмахерскую. Когда ее дочери Галине (маме Маргариты Михайловны — ред.) исполнилось 14 лет, она пришла ученицей в мужской зал, через год была переведена там же в мастера, а со временем стала стричь женщин.

Стоит ли удивляться тому, что и следующее поколение — дочери Галины Ивановны — тоже увлеклось цирюльным делом?..

Татьяна училась мастерству у Ивана Эдуардовича Гейнса, а затем работала в старогородской парикмахерской — бок о бок с матерью и подросшей младшей сестрой.

— Я практически росла в парикмахерской, — смеется Маргарита Михайловна. — Меня забирали из садика и вели на работу к маме, потому что мастера в те годы трудились до десяти часов вечера. И я играла в куклы, стригла их, красила и, уставшая, засыпала прямо в шкафчике. Первую самостоятельную прическу я сделала, будучи пятиклассницей. Это была «хала»…

И все ахнули!

Молодые люди, наверное, даже не подозревают, что «халой» в Советском Союзе называли не только румяную булку­п-летенку, но и модную в 60-­е годы прическу — громоздкое сооружение из сильно начесанных, обильно политых лаком волос. Говорили, что женщины, сделав «халу», даже спали на высоких подушках, чтобы сохранить великолепие на своей голове несколько дней.

— Мама моей подружки, — возвращаемся к рассказу Маргариты Назаровой, — собиралась в гости, и я сотворила ей настоящую «халу», но без лака, попросив зайти в парикмахерскую к моей маме, где ей прическу поправят и побрызгают лаком. Она так и сделала. В парикмахерской все ахнули!.. Но, мне кажется, что удивляться было нечему, потому что все манипуляции с волосами я знала с детства. А так как клиентов всегда было много, меня постоянно просили то накрутить бигуди, то снять их. Я и стричь умела, а с седьмого класса уже плела шиньоны. Работа, признаться, муторная, кропотливая, но когда маме удавалось продать сплетенный мною шиньон, мы с нею шли в магазин и покупали мне обновку…

В 50-е, 60-е годы парикмахеры трудились не покладая рук до позднего вечера: парикмахерская была одна, а желающих побриться, постричься, сделать прическу — целый город.

Гены!..

В 17 лет Маргарита Назарова стала мастером, работу любила всей душой, но… от раствора, который применялся при паровой завивке, стали болеть руки. Пришлось уйти и выучиться на портниху.

— И в этот момент я продолжила дело своего деда по линии отца, Ивана Николаевича Никулина, знаменитого миасского портного, владельца швейной артели, — продолжает повествование Маргарита. —  Училась отлично, работала в группе внедрения в Доме быта, шила и демонстрировала новые модели, была и мастером в ателье, но — скучала по парикмахерской. К этому времени паровая завивка ушла в прошлое, я вернулась и вздохнула с облегчением: это — мое!

На пять лет Маргарита Михайловна превратилась в педагога. Более двухсот мастеров воспитала, большинство из них успешно работают, и не только в Миассе, но и в крупных российских городах.

А династию цирюльников подхватила племянница: получив специальность хореографа и, в принципе, любя свою профессию, неожиданно решила попробовать себя в семейном деле — и пришла в парикмахерскую! Гены, ничего не поделаешь!.. И сейчас она, по мнению Маргариты (а уж она­то знает, что говорит!) — прекрасный мастер с твердой рукой и отменным эстетическим вкусом.

Грех на душу не взяли

— Маргарита Михайловна, как менялись прически, пока вы работали?

— Когда я стала мастером, пошли стрижки «Сессун», «Вальс», «Олимпийская», «Олимпия». У каждой было название, и это было удобно. Сейчас названий нет, и стригут на «усмотрение мастера». Потом пришла мода на «химию», и мы, бывало, отговаривали девушек не портить хорошие волосы. Менялись и покраски: в 80­х годах все поголовно красились в черный цвет, затем перекрашивались в блондинок. Были модны рыжие, красные, малиновые цвета, затем наступил черед мелирования. А не так давно появился балаяж, который создает эффект цветового контраста между кончиками и остальными волосами.

— Не вспоминаются какие­либо курьезы на работе?

— Помню, что пришла женщина с огромной косой: «Я так устала с нею! Отрежьте!» Мы — уговаривать: «Ну, походите еще немного, это ведь ваша красота!» А она пошла домой, сама срезала косу под корешок и нам в окно показывает: «Вот­вот­вот!» Ну что ж, зато мы грех на душу не взяли!

— Работа парикмахера сродни творчеству художника, — завершает разговор Маргарита Назарова. — Когда я учила девчонок, то спрашивала каждую: «Любишь вязать, шить, рисовать?..» Если отвечали: «Нет!», то я знала: такой человек вряд ли станет хорошим мастером. А «ремесленников» в нашем деле быть не должно.

К верхнему фото: Династию парикмахеров, начатую Анной Третьяковой продолжили ее дочь Галина (в центре) и внучки Маргарита (слева) и Татьяна.