Светлана Клыкова: «Классный руководитель — это навсегда…».
Уже сегодня школьные дворы наполнятся ребячьим смехом и болтовней. А учителя, соскучившиеся по этим непоседам, будут с улыбкой принимать букеты и, возможно, вспоминать свой путь в школу. Нет, не тот, что «за ручку с мамой», а тот, когда ты идешь сюда в первый раз, но уже — как учитель. Дадим слово Светлане Клыковой — в прошлом преподавателю иностранного языка, а ныне директору КЦСОН.
И не мечтала…
После восьмого класса мне вдруг захотелось стать следователем. Не поступив в юридический техникум, вернулась домой, окончила десять классов. И — по причине нелюбви к химии — выбрала пединститут, специальность «Учитель начальных классов».
В 1986 году ввели новый вид отбора абитуриентов в вузах — собеседование, где можно было получить до трех дополнительных баллов, если убедишь приемную комиссию, что «учитель — это мечта всей твоей жизни». И вот на собеседовании-то и выяснилось, что у меня дефект речи — легкая
картавость…
Впервые об этом услышав, я расстроилась, но декан факультета начальных классов, выразив восхищение моим красивым «парижским» произношением, предложил пойти на факультет иностранных языков.
И отправилась я покорять «картавый» французский язык!
Иду «на Вы»
Не поднимая головы, мы зубрили язык, читали книги в публичке (интернета тогда не было). Произведения французских авторов на языке оригинала — по 60 страниц в день нам задавали — принимали в лингафонных кабинетах. Затем добавился еще один язык!..
Но зато какая атмосфера нас окружала! «Царство высокой интеллигентности и воспитанности и глубочайшего знания предмета»: изящные дамы, бывавшие во Франции, элегантные преподаватели-мужчины, сплошная вежливость и предупредительность. Даже с самым нерадивым студентом исключительно на «Вы».
Преподаватель практической грамматики и разговорной речи Агнесса Васильевна Парадиз была весьма требовательна и имела тяжелый, пронизывающий насквозь взгляд, от которого у меня пропадал дар любой речи — и русской, и французской.
Подошел экзамен. Сижу в коридоре, трясусь, как осиновый лист. Выходит Агнесса Васильевна: «Клер (по-французски так звучит имя «Светлана»), вы можете не переживать и спокойно готовиться, взяв билет. На время вашего ответа я выйду из аудитории, чтобы не смущать своим присутствием, а лаборант кафедры вас выслушает и оценит ваш ответ».
…Эти люди навсегда остались в моей душе, а от воспоминаний о студенческих годах захватывает дух — как же мне повезло!
«Русская?.. Неправда!»
А преподаватель фонетики немецкого языка — имя, к сожалению, забылось! — в 1937 году по комсомольской путевке приехала из Ленинграда и всю жизнь прожила в Челябинске. Каким-то волшебным образом она ставила нам произношение (а в немецком языке оно очень сложное, несмотря на кажущуюся простоту: что-то на вдохе, что-то на выдохе, а что-то из души должно идти).
Много лет спустя консул Германии интересовался, откуда у меня такое превосходное произношение, а в самой Германии немцы принимали за шутку мои слова, что «я — русская учительница».
Это не моя заслуга, а заслуга моих преподавателей. Кто-то из древних мыслителей сказал: «Когда я вижу необученных мальчиков, мне хочется убить их учителя».
Влипли!..
Выпускные экзамены, распределение в незнакомый город Миасс — все позади. Школа меня встретила не очень дружелюбно — в сравнении с атмосферой родной аlma mater, где преподаватели нас пестовали, как самых уникальных созданий в мире.
В средней общеобразовательной школе иностранный язык —
не основной предмет. Тем более какая-то пигалица приехала и требует: и кабинет-то ей дай, и пособия, потому что им, видите ли, так в вузе сказали! А вот ты пойди, дорогая, и сама все укомплектуй!
Нас к такому не готовили. Кабинета нет, и никто особо не озадачился молодым специалистом. После хождений к директору-мужчине, которого только что назначили на должность, выдали мне ключи. Радостно открываю дверь и вижу: кабинет не готов, парты старые и грязные — ну и так далее… Отмыла кабинет, купила краску, покрасила парты.
Пришли дети на встречу перед первым сентября, и все умазались краской — влипли, что называется. Краска не высохла на полированных партах….
Сняла старые плотные шторы с окон, поставила парты буквой «Т», застелила шторами — так и отработала весь первый год. Ну, а вернувшиеся из отпуска коллеги — учителя иностранного — стали помогать, поддерживать словом и делом.
Первый раз в… пятый класс
Мне дали пять пятых классов и в одном из них (классе «Б») — классное руководство. Смотрю на линейке на первое сентября, а «мои» на голову выше всех ребят из параллели, думаю: «Ох и дылды! Страшновато! Взрослее всех выглядят!»
Сейчас, конечно, им уже по 40 лет! А встречаю их — и мне кажется, что они дети. И вот: «Вынь руки из карманов! Выбрось сигарету!» — «Ну-у-у, Светлана Ивановна!» — «Не нукай! Классный руководитель — это уже навсегда!» Вынимает руки, бросает сигарету… А у самого уже большие дети…
Но вернемся обратно. Вот и первый классный час. Мне нужно представить ребятам нового ученика. Волнуясь, говорю: «Вот мальчик из Москвы к бабушке приехал, будет временно учиться в нашем классе, зовут его Тагир». А мальчик: «Ты че, дура, что ли? Меня Тимур зовут!»
Мальчик оказался славным, и с бабушкой вместе они долго извинялись за инцидент. Не понял Тимур, что я — учительница. Думал — старшеклассница в класс случайно
забежала.
«Ну какая же вы взрослая?»
Купила я арбузы, пошли мы с ребятами на пикник, чтобы отметить начало занятий. Проехали на троллейбусе одну остановку и полезли на гору.
Дети критическим взглядом разглядывали «классную» и подвели неутешительный итог: «Блин, ну какая вы взрослая, если вам даже не уступают место в троллейбусе? Как вы с нами управитесь?»
Да вот как-то управлялась: переживала очень за каждого, готовилась к классным часам и беседам с родителями, все прописывала, по несколько раз исправляла. Наивная была. Верила, что могу помочь всем и изменить все.
Ребята оказались славные, родители — понимающие, слушали меня внимательно, хотя многие были «возрастными». Спасибо вам, дети и родители, свидетели и участники моих первых, робких учительских шагов!
Каждый день что-то происходило. Иногда это радовало, а порой — злило и расстраивало.
«А правда, чего это я?»
Перемена. Заходит раскрасневшаяся учитель английского языка: «Светлана Ивановна, я в ваш класс больше не пойду на урок!» Недоуменно смотрю на учителя. Рассказывает: «Весь урок Егор К. молчал, я его спрашиваю, а он молчит! Прозвенел звонок, все вышли, а он сидит и сидит. Спрашиваю: «Мальчик, ты чего сидишь?» А он мне: «Да не волнуйтесь вы так, мне просто приятно смотреть на красивую женщину!»
Другой учитель принимает эстафету: «Ваши, Светлана Ивановна, сегодня не готовы к уроку!» Выслушав все, что натворили «мои» дети, бегу к ним, чтобы по горячим следам устроить «разбор полетов». Забегаю в класс, кричу своим звонким голосом все, что только что выслушала в учительской. А в классе — тишина.
И тут Стас делает огромные глаза и вкрадчиво-наивно спрашивает: «А чего это Вы, Светлана Ивановна?» Останавливаюсь, выдыхаю, представляю себя со стороны и говорю: «А и правда, чего это я?» — и мы дружно смеемся.
Урок — как поэма
Любовь Филипповна Заноха, которая стала директором на второй год моего пребывания в школе, учила коллектив — особенно молодой состав — быть внимательными к мелочам.
— Чтобы урок состоялся, как «педагогическая поэма» (и никак иначе!), — говорила Любовь Филипповна, — нужно, чтобы все вокруг было эстетично. Например, хорошему уроку сильно повредит грязный выключатель.
И это были важные уроки жизни. Но молодой учитель был не только молодым учителем, но и симпатичной девушкой!.. Глядя на ее слишком короткие (по моде!) наряды, директор пообещала сделать в учительской стенд «Как должен одеваться учитель».
Окончание следует…
Наталья Корчагина,
фото из архива Светланы Клыковой
