В разговорах с читателями и героями наших публикаций иногда всплывают интересные факты миасской истории, которые невозможно оставить без внимания.
Не так давно Евгения Федоровна Кутузова, поделившаяся с нами воспоминаниями о своей жизни, упомянула необычную для Миасса фамилию Тринчер: «Детским отделением заведовала голландка Гертруда Сергеевна Тринчер-Рутгерс. Все ее побаивались, но мне она нравилась именно своей строгостью, требовательностью, четкой дисциплиной. Знала я ее семью и даже родителей — Себальда и Барту Рутгерс, дважды навещавших дочь в Миассе. Была у них в гостях и впервые увидела, как накрывают стол на европейский манер, с сервировкой… Мы так хорошо сработались, что Гертруда, уезжая в Москву, звала и меня в столицу».
Из Москвы — на Урал
Судьба крупнейшего деятеля международного коммунистического движения Себальда Рутгерса — это отдельная большая и захватывающая история, однако сегодня мы расскажем о его дочери.
Первым ее судьбой заинтересовался миасский краевед и журналист Василий Морозов, но его попытки найти какие-либо сведения о Гертруде не были успешными. И это немного странно, потому что Гертруду Тринчер знали многие — с 1947 по 1956 год она работала врачом-педиатром в поликлинике автозавода, а ее муж Карл был фтизиатром.
А вот нам, в отличие от Морозова, повезло!
Узнав, что в 1993 году в Вене вышла книга Гертруды «Дом в Миассе» на немецком языке, мы сумели не только разыскать ее, но и с помощью местных переводчиков прочитать те странички, которые посвящены городу.
Как же попала в Миасс дочь Себальда Рутгерса?..
Гертруда училась в Венском университете, была исключена оттуда за антифашистскую деятельность, а закончила медицинское образование в Москве, куда приехала по приглашению отца в 1934 году вместе с Карлом Тринчером, своим будущим мужем.
Волна арестов не прошла мимо молодой семьи: Карла арестовали, а после освобождения запретили жить в столице. К счастью, супругам удалось найти работу в Миассе, куда они прибыли после войны.
Стакан меда
«В поселке Октябрьском было несколько двух- и трехэтажных каменных домов на главной улице и много бараков, которые стояли друг за другом у склона горы, — вспоминала о Миассе Гертруда. — Повсюду виднелись строящиеся дома. Главная улица вела к большому заводскому зданию с высокими трубами.
Нас поселили в бараке. Было тесно в одной комнате. Я еще не совсем оправилась от болезни и была так худа, что стеснялась ходить в общественную баню. Карл повел меня на рынок и заставил съесть целый стакан меда.
Через месяц мы получили квартиру в новом доме с электричеством, центральным отоплением и туалетом, но без ванной комнаты. И все равно это казалось нам вершиной цивилизации. Прибыл из Москвы контейнер с мебелью, и мы смогли, наконец, навести уют».
Домино и сахар
«Осенью сыновья пошли в школу. Большинство учителей были хорошо образованы и любили свой предмет. Я работала с девяти до шести часов вечера, а Карл — до восьми часов с часовым перерывом на обед.
По субботам все приходили домой пораньше и играли в домино. Мы были вместе, и Карл с его юмором и многочисленными историями дарил нам хорошее настроение.
Снабжение в Миассе было лучше, чем в Москве, и цены на рынке не так кусались. Помню, когда отменили продовольственные карточки и появилась возможность свободно покупать сахар, наш сын Юсти сразу положил в чашку шесть чайных ложек!»
Школа для мам
«Будучи ведущим педиатром, я вела ординатуру, обслуживала вызовы на дому и детские ясли. Со временем поликлиника переехала в новое трехэтажное здание, там открылась больница, а в ней выделили десять детских коек.
Позже построили еще одно здание, где было настоящее детское отделение с 20-ю койками. И я, наконец-то, смогла осуществить свои заветные мечты.
Поставила в палатах кровати для матерей, чтобы малыши были под присмотром, озаботилась об игрушках и украшении стен. Приказала соорудить стеклянные стенки, чтобы создать несколько изолированных помещений, где я могла бы принимать детей, заболевших дома.
Пребывание в больнице стало хорошей школой для мам, особенно деревенских. Немало усилий потребовалось, например, чтобы научить их пользоваться туалетом.
Число детей в поселке Октябрьском стремительно росло. Кроме меня, работали уже три педиатра, которые желали работать в больнице. Я ввела систему, при которой каждый из них по полгода работал в детском стационаре и год — в на приеме в поликлинике. Таким образом, врачи получили возможность повышать свою квалификацию в больнице.
Первую половину дня мне приходилось проводить в детском отделении, вторую — в поликлинике. Помимо этого, я ухаживала за новорожденными в родильном отделении. Детские ясли, сады и школы, за медицинское обслуживание которых я была ответственна, передала другому врачу и посещала их только периодически».
Педиатры и бананы
«Вскоре мы получили двухкомнатную квартиру и очень обрадовались собственной ванне. Вообще жизнь наша становилась день ото дня лучше и лучше.
Однажды в магазинах появились бананы, которые большинство здешних людей не знали и опасались их кушать. Надо было прорекламировать их, что мы, педиатры, сделали очень охотно.
…Во время нашего 10-летнего пребывания на Урале произошло два радостных события — визиты моих родителей из Голландии. Первый раз они и сами были под пристальным вниманием органов, так как недоверие к иностранцам было еще свежо.
Взглядом опытного инженера, который в трудных условиях построил в Кузбассе большое предприятие, отец высоко оценил большой завод, появившийся в Миассе за короткое время там, где еще 12 лет назад стоял непроходимый густой лес.
Когда родители приехали во второй раз — с мая по июнь 1956 года — настроение среди миасцев было уже другим. В автобусе один мужчина заговорил с отцом, и на улице, когда моя мама во дворе вязала, сидя на скамейке, к ней кто-нибудь подсаживался и расспрашивал о загранице.
Несколько раз автозавод выделял машину для экскурсионных поездок, а партийный секретарь автозавода, которому представили моего отца, сам лично провел его по цехам предприятия. Я их сопровождала в качестве переводчика. Об этом (и о своем первом визите в Миасс) отец написал в голландском журнале».
«Нерусская по виду»
В 1956 году муж Гертруды, талантливейший ученый, был реабилитирован, и вся семья смогла вернуться в Москву. В 1979 году супруги Тринчеры уехали в Австрию, а их сыновья, внуки и правнуки остались в России.
Гертруда Сергеевна прожила ровно 100 лет, пережив не только супруга, но и обоих сыновей… До самой смерти (в 2011 году) она писала письма в Миасс Борису Фридлянскому, с матерью которого дружила и которой прислала свою книгу «Дом в Миассе» с дарственной надписью.
«Я всегда вспоминаю Миасс с большой теплотой, — эти слова были неизменным лейтмотивом писем Гертруды Тринчер, — Главным образом, из-за хороших людей, которых мы там встречали. Природа и хорошая атмосфера на работе помогли нам преодолеть трудные послевоенные годы. 27.05.2001».
— Гертруда Сергеевна была замечательным врачом, — рассказал Борис Михайлович. — Мама, у которой учились Юстин и Володя Тринчеры, всегда ее приглашала, если мы с сестрой болели. Гертруда была нерусская уже по виду: осанистая, подтянутая, худощавая, и даже смотрела как-то не по-русски. У нее я впервые в жизни увидел чернильную авторучку. Тринчерам жилось не очень легко: провинция, нерусская фамилия, недавняя война… Последние годы Гертруда провела в Австрии в доме для престарелых. Там и скончалась.
Наталья Корчагина,
фото из книги Гертруды Тринчер
«Дом в Миассе», Фридлянского и Евгении Кутузовой
