Как-то на краеведческих чтениях знаток местной истории Галина Михайловна Наумова, рассказывая о многонациональном составе местного населения, подробно остановилась на немецкой нации. Упомянула ученых, горных инженеров, аптекарей Фидлера и Якобсона, кондитера Фокеродта, затем перешла к военнопленным, строившим центральную часть города в первые послевоенные годы…
Рассказ становился все интереснее, но отпущенное время вышло, выступление осталось незаконченным. А жаль…
Тема военнопленных немцев периодически всплывает в разговорах с миасскими старожилами. И — странное дело: несмотря на то, что многие из них сами воевали с «коричневой чумой», и почти у каждого были или есть родственники, героически погибшие на фронтах Великой Отечественной, — все они, тем не менее, вспоминали пленных без злости.
Скорее, наоборот: в их рассказах сквозило уважение к нации в целом, к уму и практической сметке немцев, их трудолюбию и умелым рукам, которые создавали неповторимый облик проспекта Автозаводцев (ранее он звался проспектом Сталина), тянули рельсы для мотовоза, укладывали булыжные мостовые.
Таблетка люминала и открытое окно
Воспоминаниями о тех далеких годах, повторюсь, со мной делились многие, жалели, сочувствовали.
Самый же подробный рассказ я услышала от женщины, родители которой (супруги Кузины, Петр Алексеевич и Нина Александровна) приехали в Миасс в 1943 году на строительство города и завода.
«В 194648 годах мама работала в лагере военнопленных делопроизводителем. Так как она владела немецким языком, то по совместительству исполняла обязанности переводчика, если возникала такая необходимость.
В лагере отбывали срок не только немцы, но и чехи, поляки, румыны, венгры (их называли мадьярами). Такой многонациональный состав объяснялся тем, что все они были взяты в плен во время проведения ЯсскоКишиневской операции. Более двух с половиной тысяч пленных отправились в глубокий тыл, на Урал, и в октябре 1944 года прибыли в Миасс.
После тяжелой дороги в живых остались не все. Строить бараки и благоустраивать свой быт им пришлось собственными руками при активной помощи руководства лагеря и автозаводчан.
Лагерь, в котором работала мама, располагался на пересечении нынешних улиц Романенко и Гвардейской. Военнопленные сами шили себе одежду, делали мебель и посуду, ремонтировали обувь — в свободное от работы время, а работали они на строительных и промышленных предприятиях.
Среди пленных были люди разных специальностей: и кадровые военные, и обладатели мирных профессий — музыканты, врачи, учителя.
Однажды моим родителям пришлось прибегнуть к помощи детского доктора из этого лагеря.
Мне было два года, когда началось тяжелое воспаление легких. Несколько дней не спадала высокая температура, были сильные хрипы, я бредила и задыхалась, лежала с кислородной подушкой. Никаких лекарств не было, местные врачи бессильно разводили руками…
— Мы были в отчаянии, — позже рассказывали мне мама и бабушка. — И тогда нам посоветовали обратиться к начальнику лагеря, уверяя, что там, якобы, среди военнопленных есть замечательный детский врач. И действительно, был молодой врач Пауль Лоуренциус, сын известного в Германии доктора, имевшего в Берлине собственную клинику. Пауль применил методику, с помощью которой успешно лечили пневмонию у него на родине: дал таблетку люминала, попросил, чтобы открыли окно и выстудили комнату, затем тебя потеплее укутали и оставили в холодной комнате… За окном толькотолько начинался март. Холодный воздух заполнил комнату, а доктор, видя наше беспокойство, заверил: «Девочка будет спать не менее 12 часов, а когда проснется, почувствует себя намного лучше!» Так и случилось. На следующий день все повторилось сначала — таблетка люминала и открытое окно. А через три дня ты уже смогла вставать.
— Нашей благодарности не было предела, — продолжала мама. — Но чем мы ему могли отплатить?.. Долго думали, и в последний его визит папа подарил ему свой галстук. Он так был рад галстуку, и мы радовались вместе с ним!
Сама я, конечно, не помню этой истории. Зато отчетливо помню, как мама однажды привела меня с собой на работу — в лагерь. Мне было уже четыре года, и мое появление привлекло внимание пленных. Окружив меня, они играли на губных гармошках, причем некоторые вытирали слезы, видимо, тоскуя по своим детям. Ктото от полноты чувств предложил смастерить для меня игрушки. И они вправду сделали и подарили мне кукольную мебель, детский столик и стульчик. Этот комплект просуществовал у нас долго…
Как я уже говорила, в свободное время им разрешали заниматься любимым делом. Немцы изготовили музыкальные инструменты (и даже орган!) и давали концерты для горожан на территории лагеря под руководством дирижера и композитора Ганса Курта.
В 1949 году лагерь расформировали, пленных отправили на родину. Хорошо помню, как они строем шли по улице на вокзал, их было много. Люди смотрели из окон, многие вышли на улицу, ощущая в душе противоречивые чувства. Уходила, но не была перечеркнута еще одна страница страшной войны, искорежившей судьбы стольких людей…
Прошло много лет. Летом 1993 года двадцать шесть бывших военнопленных из Германии вновь посетили наш город. Им показали завод, в новых, современных цехах которого они не узнали производства, где некоторым из них пришлось работать.
Гости хорошо знали доктора Лоуренциуса и были рады увидеть, какой стала спасенная им девочка. Растроганные возможностью поблагодарить немецкого доктора (а он к этому времени уже стал профессором), мы передали для него сувенир через Карла Кернера, одного из наших гостей. А через некоторое время папа получил от Кернера письмо, в котором сообщалось, что доктор Лоуренциус помнит свою маленькую пациентку и благодарит за память. Вот так закончилась эта история…»
К фото: старое поколение миасцев нет-нет, да и вспомнит, насколько умелыми были руки немцев, создавших неповторимый облик. Новостройки ( позже — поселок Октябрьский , ныне Автозавод).
Окончание следует…
