Интереснейшее повествование о своем прадедушке, участнике Великой Отечественной войны Григории Васильевиче Шапошникове нам предоставил директор компании «ФинПромСтрой» Александр Бирюков (он же, кстати, выступил и генеральным спонсором спецпроекта «МР» под названием «Победители!»).
Непростое детство Григория Шапошникова прошло на железнодорожной станции Анненская Карталинского района Челябинской области, в семье сапожника Василия Арсеньевича Шапошникова. В октябре 1937 года по ложно сфабрикованным обвинениям его отец был арестован, а в ноябре 1937 года его расстреляли. Имущество конфисковали, жену и детей выгнали на улицу.
Но помогли родственники и добрые люди. Выстроили на окраине поселка землянку, в ней-то и прошло трудное, полуголодное детство Григория. Но не озлобился мальчишка, не затаил в душе обиду. Он много читал, даже пытался писать стихи. А по окончании 7 классов (а в те времена это считалось хорошим образованием) поступил на курсы счетоводов. Любовь к точным наукам, а именно к математике, помогла ему окончить курсы с отличием.
Григорию еще не было восемнадцати лет, когда грянула Великая Отечественная война. Многие из его друзей в свои восемнадцать-девятнадцать лет уже ушли на фронт бить ненавистного врага. Он еще не подлежал призыву в действующую армию и тяжело переживал это.
Но пришло и его время. 3 сентября 1942 года счетовод колхоза имени «Степана Разина» Григорий Шапошников был призван в ряды Рабоче-крестьянской Красной Армии и направлен в Уфу в 4-ю учебную бригаду.
На плечи Григория Васильевича легла трудная задача по подготовке бойцов для действующей армии в глубоком тылу. Он прослужил в должности помощника командира взвода до мая 1944 года.
Но вот, наконец, и действующая армия. Григорий Васильевич назначен на должность командира отделения автоматчиков 16-й танковой бригады 1 Донского корпуса 1 Белорусского фронта.
В 1944 году 1 Белорусскому фронту ставилась задача разгромить Жлобин-Бобруйскую группировку противника. Главная сложность предстоящего наступления заключалась в том, что войскам предстояло действовать в труднопреодолимой лесистой и сильно заболоченной местности. Трудно было пехоте, а еще тяжелее танкам, которые буквально все разворотили своими гусеницами. Прорыв обороны противника происходил медленно. Видя это, командование фронта решило нанести удар танковым корпусом. В этом первом своем бою Григорий Васильевич был тяжело ранен.
15 июля 1944 года, г. Гомель:
« Дорогая мама!
Это письмо пишу из госпиталя. Я жив, но не здоров. Дело в том, что меня ранило и контузило одновременно. Вот как это произошло. Мы подошли близко к обороне немцев. Сотни бомбардировщиков нанесли удар за ударом. На поле боя возникли пожары, горели многие десятки машин, танков. Все было озарено огнем. Немецкие солдаты, как обезумевшие, бросались в разные стороны, и те, кто не желал сдаться в плен, тут же гибли. Один на меня выскочил, началась потасовка. Фашист оказался здоровенный бугай… я автомат на него — сейчас срежу! А он хватает ручищами за ствол моего автомата и тянет на себя. Я жму изо всех сил на спусковой крючок, а автомат не стреляет…
Позже я доискался, в чем дело. Я таскал патроны в вещмешке насыпом, как говорят. Вещмешок есть вещмешок, то бросаешь его в кузов автомашины, то со всего размаху падаешь с ним на землю по команде старшего лейтенанта. На патронах образовались вмятины, в диск патроны вошли легко, а в патроннике получился перекос патрона. Вот автомат и не сработал.
Кажется, что все это длилось бесконечно. Ну, думаю, все — погиб. Руки у меня сделались мокрые, прямо течет из-под них по прикладу. Немец сильнее меня, вот-вот окажусь в его лапищах. И, помню, меня ослепило и сильно толкнуло в плечо…»
18 июля 1944 года:
« Добрый день, дорогие мои!
Делали не перевязку, а операцию. Вынимали осколки из руки. Без всякого наркоза. Его нет во всем госпитале. Боль страшная. Выковыряли семь осколков. Хорошо, говорят, что кость цела. Только трещина небольшая. Стану засыпать — все снится, как случилось это. Про немца этого. Они бьют нас, мы — их. И это требуется от нас, и мы подчиняемся этому требованию. Только иногда думаю — человеческое ли это дело — убивать друг друга? И человек ли я еще, или? Но если я теряю что-то человеческое, то виноват не я сам. Нет, нет и нет!
Виноваты те, кто идут на меня с оружием, чтобы убить меня, те которые давно перестали быть людьми… А все-таки каково будет возвращаться к Человеку?…
Не знаю, сколько пролежу здесь. Мама, ты, пожалуйста, не волнуйся за меня. Рана заживает. Все будет хорошо. Многим — вот они рядом, на койках, — потяжелее, чем мне. А мне так повезло. Я как-то по-новому гляжу на людей. Как они, лежащие рядом, при всей своей, казалось бы, ожесточенности их сердец, как они добры ко всему живому. Знай, ты никогда-никогда не покраснеешь за меня.
Твой Гриша».
Как вспоминает дочь Григория Васильевича Валентина Григорьевна, отец часто рассказывал своим детям об этом случае. И он и немец, оба оглушенные взрывом, очнулись вместе, лежа рядом. Оба были беспомощны. В глазах немца Григорий Васильевич увидел не того наглого захватчика, а обычного солдата, обманутого Гитлером, обещавшим молниеносную войну и полную победу над советским народом. Экипировка немца была полной, и он предложил Григорию Васильевичу воды из своей фляги. Но Григорий отказался от воды, боясь, что немец его может отравить. Поняв это, немец отглотнул из фляги и снова передал ее Григорию Васильевичу. Ждать помощи пришлось долго, и немецкий солдат поделился с Григорием шоколадом из своего пайка.
Подошли наши солдаты. Немца, оказав ему первую помощь, взяли в плен, а Григория Васильевича отправили в госпиталь в город Гомель. В госпитале он пробыл недолго, два месяца. После излечения Григорий Васильевич был направлен в 17-й учебный танковый полк 1 Белорусского фронта, где находился до февраля 1945 года, а затем был командирован на курсы младших лейтенантов 1 Белорусского фронта. Курсы он окончил в августе 1945 года.
Сентябрь 1944 г.:
« Добрый день, дорогие мои!
Рана зажила. После госпиталя меня направили на переподготовку в г. (зачеркнуто). Программа подготовки уплотненная. Занимаемся день и ночь. Вернее, день. Работаем, готовим танки на фронт… Ночью учимся. Специальность интересная и хорошая. Правда, за танки переживаю. Вдруг он не сможет идти в атаку? Я часто вспоминаю тот случай с моим автоматом в бою. Тогда произошло из-за моей халатности.
Мама, Вам трудно. Высылаю свой аттестат. Будьте здоровы. Ваш Гриша».
Письмо из резерва. 149 запасный стрелковый полк, 1 Белорусский фронт, февраль 1945 г.:
«Здравствуйте, мама и вся наша семья!
Мы в резерве. Ждем. Занятия здесь бесполезные, да и харчишки здесь по третьей категории. Цены на все высокие. Мое любимое кислое молоко, например, стоит 100 рублей за литр. Разве хватит солдатских денег. В свободное время брожу по лесу. Очень красиво здесь. Грибов в лесу уйма! Леса хмурые, темные: осина да ель. Зори прохладные. Дни уже не жаркие, с осенней синевой в небе. Каждый день с утра до вечера — ать-два, ать-два. Два рапорта писал. Просился на фронт. Пока нет ответа.
Целую. Ваш Гриша»,
Письмо с курсов (отрывок), март 1945 г.:
«Здравствуйте, мои дорогие!
Можете меня поздравить — отныне я офицер. Лейтенант. Я часто думаю о Вас. Если бы увидеться — наговорились бы. Мне часто, порой, кажется: я уже так долго живу. По меньшей мере, три жизни: одну — до войны, другую в боях за Белоруссию, третью — теперь, когда враг далеко. Что я буду делать после?… Вот закончится война…».
День Победы Григорий Васильевич встретил не на фронте, а в учебке в статусе курсанта. А затем продолжилась военная служба, но уже в побежденном Берлине.
Письмо из Германии (отрывок), август 1945 г.:
«…Вот и закончилась война. Кончилась ли? Нет. Она еще бьет по самому сердцу. Она убивает все живое. Все кругом в руинах. И они, эти руины, останутся на Земле до тех пор, пока будет жива человеческая память».
«Одно из двух: или война есть сумасшествие, или, ежели люди делают сумасшествие, то они совсем неразумные создания, как у нас почему-то принято думать». Прав Лев Толстой! О, как трагически прав…»
Еще целый год Григорий Васильевич находился на территории поверженной Германии. Он вспоминал, как на улицах полуразрушенных немецких городов и сел, увидав нуждающихся женщин, стариков и детей, русские солдаты отдавали им хлеб, сахар, консервы, сухари и конфеты, хотя и сами испытывали недостаток в продуктах питания, делились махоркой и папиросами.
В 1946 году Григорий Васильевич вернулся на родной Урал, женился на милой девушке Таисии, которая ему родила четверых детей. И продолжал трудиться, теперь уже на мирном поприще. Жизнь его не была долгой: дало знать фронтовое ранение. Благодаря его воспитанию детям-школьникам было намного легче преодолевать жизненные трудности. Как могли, во всем помогали овдовевшей матери. До сих пор, повзрослевшие, в День Победы собираются они вместе за праздничным столом, как еще было заведено при жизни Григория Васильевича Шапошникова.
