Много интересных людей встречаешь по жизни. Особенно когда появляется возможность пообщаться подольше, диву даешься: «Какая удивительная судьба у человека!». О своем тяжелом военном детстве рассказала наша землячка Людмила Германовна Коломиец.
Ее юные годы прошли на Украине, в Полтавской области, в селе Глухово. И хотя ей уже 87-й год, та далекая война, фашистская оккупация до сих пор не стираются из ее памяти…
Чуть не расстреляли маму
Почему мы не успели уйти в тыл? Бежать было не к кому, и не верили, что немцы дойдут до нас, надеялись на наступление советских войск. Тот страшный день все же пришел, 22 сентября 1941 года. Накануне по селу поползли слухи: «Немцы завтра будут у нас…». Мне тогда был тринадцатый год, младшей сестренке Гале — всего три.
Что будет с нами завтра? Мы — мама, я, Галя и соседка тетя Валя — укрылись в окопе, который вырыли вместе, и прятались в нем во время бомбежек.
Впечатывая четкий тяжелый шаг в землю, немцы прошли по всему селу. Земля под их ногами угрожающе гудела. И вот нас нашли. Немецкий солдат разворошил ветви, и мы услышали чужой говор: с трудом поняли, что нам велели идти с ними. Захватчики расположились в школе вместе с нами — мамой, мной и маленькой сестренкой Галей.
Как обстановка на фронте поменялась не в их пользу, так немцы стали вести себя жестоко: истребляли мирное население, не щадили ни стариков, ни детей. Обирали жителей. Конечно, им нужно было все самое лучшее: вышивки, отрезы хороших, дорогих тканей, украшения, шубы, обувь, ценные вещи. Все у мамы забрали, нашли даже спрятанное в яме.
Как-то я спускаюсь с крыльца, а во дворе школы немец маму расстреливать собрался: автомат на нее наставил и взвел курок. Как бросилась я на колени перед ним, ноги его обхватила, слезы мои градом на сапоги немцу льются. Умоляю его не убивать маму. Не знаю, что его разжалобило, но автомат он опустил. За то маму расстрелять хотел, что она на базаре сапоги хорошие прикупила, а они оказались немецкими…
Коммунист
— Еще один немецкий солдат, не похожий на всех остальных, запомнился мне, в нашей школе он квартировался. Помню этот случай хорошо. Мама неведомо как раздобыла куриное яйцо для маленькой Галины. Один из немцев у малышки нашей это яйцо увидел и начал отбирать. Она верещит, не отдает. Мама не вмешивалась, чтобы хуже не сделать. А он ну просто выцарапывает яйцо у нее из ручонок. Не переставая гоготать, отобрал все же. Вот тут-то и вышел из комнаты тот немецкий солдат, которого я запомнила. Он прекратил издевательство над маленьким ребенком, вернул яйцо моей сестренке.
А затем маме в словаре показал слово «коммунист» и объяснил, что он — коммунист и что в Германии их всех на войну погнали, не спрашивая согласия.
Отбирали все подряд
Загорелась земля под ногами у временных хозяев и их полицаев-прислужников. Перед отходом все крохи в селе позабирали, из единственной свиньи колбас наделали, перед глазами голодных людей коптить повесили. Так и повезли ее, не готовую еще, с собой, драпая от наступления наших.
Помню, как немец рвал у меня из рук то, что я прижимала к груди… А когда у него это получилось, разочарованно швырнул на пол мою фотографию, где мне годик. Это то, что я хотела больше всего сохранить.
Отпустил восвояси
— Куда идешь? Не слышишь, что о тебе говорят? Что, немецкий в школе плохо учила? Не понимаешь, что они с тобой сделать хотят? — Эти вопросы задал мне эсэсовец, отделившийся от гогочущей толпы, стоящей впереди.
Мимо этих стоящих на моем пути немцев мне необходимо было пройти с дохленькой лошадкой, о которой договорилась мама. Другой дороги все равно нет. Ночью мы хотели как можно дальше уйти в сторону наших. Уйти с тем скарбом, что смогли сохранить.
Этот немец, окликнувший меня, пошел со мной вместе мимо веселящихся эсэсовцев. И строго велел не попадаться им на глаза: «Дочка у меня такая вот, как ты, и похожа на тебя», — сказал он мне.
Пожалел. «А ведь он защитил меня, даже спас», — я поняла это, только не в тот день, а позднее.
Тот день и был последним днем власти захватчиков в нашем селе Глухово на Полтавщине. Уже были заминированы лучшие здания , что покрепче и побольше: сельсовет, школа, магазин. Немцы ожесточились, в последние дни творили что только могли придумать.
Спасло кукурузное поле
— Собрали всех жителей и приказали по разным избам разделиться. Молодежь и дети — в одну избу, старики — в другую. Все жители загудели, запротестовали: «Нет, не будем детей наших отпускать, вы их на забаву немцам заберете да в Германию угоните. А нас сжечь решили?»
Староста требует подчиниться. Мама мне строго-настрого наказала не отходить от нее. Я-то и вправду хотела с другими ребятами в указанный дом идти. Долго толпой нас держали, затем решили повести на станцию всех — и молодых, и старых. Немцы и полицаи сопровождали колонну.
Мы шли, избы в селе догорали. И школа наша горела…
Шли мы обреченные, об одном мысли в голове крутились — как вырваться из этой колонны, убежать, укрыться? Незаметно как-то немцы вперед ушли… И все наши оживились, начали осознавать, что нас ведет один полицай.
Господи, спасибо тебе, что существует такое чудо, как поле кукурузное. Мы все начали разбегаться по кукурузному полю. Дальше и дальше… Когда фашисты вернулись, сделать они уже ничего не могли, разве что из автоматов попалить.
Освободители пришли!
Тогда самые долгие часы провели мы в кукурузе. Грязные и голодные, но никакими коврижками не выманить нас было оттуда. Спасительным оказалось укрытие. Даже когда кто-то стал нам кричать, что можно выходить, немцев нет, мы не верили… Доходили слухи, что обманывали так уже в других селах; люди, поверив, выходили и попадали снова в лапы немцев.
Долго нас уговаривать пришлось. И вышли только тогда, когда поверили, что это действительно наши. Чумазые и голодные, мы последние крохи свои предлагали солдатам-освободителям. Но они не брали у нас ничего.
Из трехсот домов осталось только семь… Пока тлели и дымились развалины школы, мы с подружкой Тамарой, мокрые и холодные, бегали туда греться. Осень. Дожди. И впереди зима… А мы под открытым небом.
На освобожденных территориях солдаты с обученными собаками занимались разминированием. Два немолодых уже бойца угостили нас с подружкой тушенкой. Какая же чудесная была эта тушенка! Запомнила я ее на всю жизнь, как самую вкусную еду в мире.
Мирная жизнь
Полную разруху война нам оставила. Но в уцелевшей части магазина сразу организовали класс. Без школьных принадлежностей и учебников, один на всех если был, и то хорошо.
На фронт готовили подарки. Интересный случай был: мой подарок получил друг моего будущего мужа Николая. Николай был учеником моей мамы, писал ей письма с фронта.
Тяжело приходилось: ни продуктов, ни одежды, все необходимо было восстанавливать, мирную жизнь заново строить… И постоянное ощущение голода. Оно не проходило. Свеклу до сих пор не люблю. Помню вкус ее, нам ведь только кормовая доставалась в войну, в голод. Мама кормила нас затирухой, которую готовила из ржаной муки.
Помню, как пошли с мамой по полю в районный центр — Диканьку. Мама нарвала чудесный букет из полевых цветов, и с этим букетом в райцентре я сфотографировалась (на снимке). Мне было уже 16 лет. Радость переполняла меня! Скоро продолжу учиться! И война закончится! Я тоже буду педагогом, как мама!
Учиться поехала в сарафане, сшила его из немецкого фартука, он сошелся вокруг моей фигуры с запасом. Из немецкой шинели мама сшила мне пальто.
Сначала в Диканьке нужно было закончить семилетку. До войны у меня 5 классов только было. Но летом и осенью — работа в поле: сельское хозяйство нужно было восстанавливать. Трудилась вручную на полевых работах до поздней осени. В Диканьке после занятий тоже ходили работать: выбирали кирпичи поцелее, очищали и подавали рабочим на строительстве новой школы.
Как примерную комсомолку райком комсомола после первого года учебы направил меня в семилетку пионервожатой. В 1947-м вышла замуж. С мужем родили и воспитали троих дочерей. По роду его работы много поездили по стране. Жить в Миасс с мужем приехали в 1961 году. Уже больше полувека назад.
P. S. Людмила Коломиец много лет проработала в Миассе воспитателем в детском саду, затем перешла на завод «Урал», с него ее проводили на заслуженный отдых. Она — ветеран труда и труженик тыла, неоднократно награждалась юбилейными медалями за доблестный и самоотверженный труд в Великую Отечественную войну. Похоронила мужа Николая Степановича, в согласии с которым прожила 47 лет. Гордится своими дочерьми: Алла, Нелли и Евгения выросли хорошими, достойными людьми, профессию мамы выбрали, так что династия педагогов в роду продолжилась. Сейчас у Людмилы Германовны шестеро внуков и столько же правнуков.
